За это те­бя на­ка­жут в уго­лов­ном по­ряд­ке, при­чем два­жды: во-пер­вых, за со­вер­ше­ние пре­ступ­ных дей­ствий в соб­ствен­ном смыс­ле, – это на­зы­ва­ет­ся grundbrott, то есть та про­ти­во­прав­ная мер­зость, сви­де­те­лем ко­то­рой по­не­во­ле стал ре­бе­нок, – и, во-вто­рых, за то, что ты это сде­лал у него на гла­зах. Вот это след­ствие ква­ли­фи­ци­ру­ет­ся от­ныне швед­ским уго­лов­ным ко­дек­сом, Brottsbalken, как осо­бый вид пре­ступ­ле­ний. Эта ста­тья по­яви­лась в нем недав­но, а точ­нее, с июля про­шло­го го­да [1], – ве­ро­ят­но, во ис­пол­не­ние тре­бо­ва­ний ст. 19 «Кон­вен­ции ООН о пра­вах ре­бен­ка» к го­су­дар­ствам при­ни­мать за­ко­но­да­тель­ные ме­ры для за­щи­ты де­тей от пси­хо­ло­ги­че­ско­го на­си­лия. Так вот, та­ких grundbrott’ов («пер­вич­ных», так ска­зать, пре­ступ­ле­ний), со­вер­ше­ние ко­то­рых в при­сут­ствии  ре­бен­ка рас­це­ни­ва­ет­ся как пси­хо­ло­ги­че­ское или «эмо­ци­о­наль­ное» на­си­лие над ним и мо­жет при­чи­нить ему пси­хи­че­ский вред, в за­коне це­лый ка­та­лог. Это и до­маш­нее на­си­лие в раз­ных фор­мах, и по­ло­вые пре­ступ­ле­ния, и да­же умыш­лен­ное уни­что­же­ние иму­ще­ства (skadegörelse), ска­жем, би­тье по­су­ды в до­ме или злост­ная по­лом­ка лю­би­мой иг­руш­ки – так ска­зать, «на­си­лие над ве­ща­ми». Не ис­клю­че­но, что и слу­чаи му­че­ния жи­вот­но­го, к ко­то­ро­му ре­бе­нок при­вя­зан, мо­гут под­па­дать под эту ста­тью, но это долж­на по­ка­зать в даль­ней­шем прак­ти­ка пра­во­при­ме­не­ния. Важ­ней­ший при­знак со­ста­ва но­во­го пре­ступ­ле­ния за­клю­ча­ет­ся в том, что «пер­вич­ное пре­ступ­ле­ние» со­вер­ша­ет­ся близ­ким ре­бен­ку че­ло­ве­ком по от­но­ше­нию к дру­го­му, то­же близ­ко­му ему, че­ло­ве­ку. При этом по­ня­тие ’близ­кий’ (шв. närstående) опре­де­ля­ет­ся весь­ма ши­ро­ко, трак­ту­ет­ся «с точ­ки зре­ния ре­бен­ка» и не обя­за­тель­но от­но­сит­ся к чле­нам се­мьи, то есть не толь­ко к сце­нам ти­па «па­па бьет ма­му» (или наоборот).

* * *

Ме­ня, од­на­ко, ин­те­ре­су­ет не юри­ди­че­ская сто­ро­на де­ла са­ма по се­бе, а пе­ре­вод­че­ская — хо­тя без озна­ком­ле­ния с юри­ди­че­ским со­дер­жа­ни­ем тер­ми­на не обой­тись, для че­го и по­тре­бо­ва­лась об­шир­ная пре­ам­бу­ла. Мне уже не раз при­хо­ди­лось го­во­рить о том, что тер­ми­но­ло­гия пра­ва (как, впро­чем, и дру­гих сфер со­ци­аль­ных от­но­ше­ний) во мно­гом на­ци­о­наль­но-спе­ци­фич­на [2]. Barnfridsbrott – один из та­ких тер­ми­нов. Кста­ти, по­яв­ле­ние этой ста­тьи в швед­ском УК не про­шло неза­ме­чен­ным в Рос­сии, воз­мож­но, на фоне то­го, ка­кой кон­траст она со­став­ля­ет то­му фак­ту, что в РФ нет не толь­ко по­хо­жей пра­во­вой нор­мы, но да­же от­дель­но­го за­ко­на про­тив до­маш­не­го на­си­лия, не го­во­ря уже об уго­лов­ной от­вет­ствен­но­сти за него. По­нят­но, что го­то­во­го или хо­тя бы сколь­ко-ни­будь сход­но­го тер­ми­но­ло­ги­че­ско­го со­от­вет­ствия швед­ско­му тер­ми­ну нам не най­ти. Как же быть, ес­ли пе­ре­ве­сти его все же надо?

В сло­ва­ре его за­ве­до­мо нет; он и в швед­ском-то язы­ке но­вый. За­им­ство­ва­ние * барн­фрид­сбротт зву­чит ди­ко­ва­то, да и в прин­ци­пе не оправ­да­но, так как в рус­ском язы­ке вряд ли есть на­сущ­ная по­треб­ность в лек­си­ка­ли­за­ции со­от­вет­ству­ю­ще­го по­ня­тия – тем бо­лее та­ким труд­но­про­из­но­си­мым спо­со­бом и из та­ко­го ма­ло­рас­про­стра­нен­но­го язы­ка. По­пыт­ка бук­валь­но­го пе­ре­во­да та­ко­го спе­ци­аль­но­го слож­но­го сло­ва, да еще трехосно́вного, без­услов­но про­валь­на: * пре­ступ­ле­ние про­тив спо­кой­ствия ре­бен­ка. Так по­лу­чит­ся, ес­ли пе­ре­во­дить каж­дое из со­став­ля­ю­щих ком­по­зит слов по сло­ва­рю. Прав­да, к сло­ву frid сло­варь кро­ме «спо­кой­ствие» пред­ла­га­ет еще и «мир», и это сло­во то­же мож­но под­ста­вить в пе­ре­вод. По­лу­чит­ся ?? пре­ступ­ле­ние про­тив ми­ра ре­бен­ка. Это «луч­ше», и от­сю­да лег­ко сде­лать шаг к та­ко­му, на­при­мер, па­ра­фра­зу, как «пре­ступ­ле­ние про­тив пси­хи­че­ско­го бла­го­по­лу­чия ре­бен­ка». Впро­чем, тут я слу­ка­вил: для та­ко­го вос­про­из­ве­де­ния – пусть все еще негод­но­го – нуж­но бы­ло уже узнать, в ка­ко­го ро­да си­ту­а­ци­ях этот тер­мин име­ет смысл. Но ес­ли это в са­мом де­ле вы­яс­не­но, то этот па­ра­фраз мож­но сде­лать бо­лее при­ем­ле­мым с точ­ки зре­ния при­ня­тых в юри­ди­че­ском дис­кур­се сти­ли­сти­че­ских норм. На­при­мер, так: при­чи­не­ние пси­хи­че­ско­го вре­да [или пси­хи­че­ской трав­мы] ре­бен­ку.  

Ка­за­лось бы, ре­ше­ние най­де­но? И да, и нет. Да, по­то­му что речь имен­но об этом. Нет, по­то­му что речь не идет о дей­стви­ях, на­прав­лен­ных непо­сред­ствен­но на ре­бен­ка. Швед­ский ком­по­зит, со­сто­я­щий бо­лее чем из двух ос­нов, – в на­шем слу­чае их три – все рав­но все­гда де­лит­ся на две ос­нов­ные ча­сти. Здесь: brott и barnfrid. Смыс­ло­вое от­но­ше­ние меж­ду ни­ми не в том, что brott – это пре­ступ­ные дей­ствия, яв­ля­ю­щи­е­ся пря­мым пси­хо­ло­ги­че­ским на­си­ли­ем над ре­бен­ком, а та­кие, ко­то­рым он ока­зы­ва­ет­ся сви­де­те­лем и ко­то­рые про­из­во­дят на него впе­чат­ле­ние, ка­ле­ча­щее его пси­хи­ку. По­это­му пред­ло­жен­ный толь­ко что «при­ем­ле­мый» ва­ри­ант пе­ре­во­да нето­чен и не да­ет вер­но­го пред­став­ле­ния о ха­рак­те­ре пре­ступ­ле­ния, ква­ли­фи­ци­ру­е­мо­го как barnfridsbrott. К то­му же он ни­че­го не го­во­рит о том, что име­ют­ся в ви­ду близ­кие ре­бен­ку лю­ди. При­хо­дит­ся этот ва­ри­ант от­верг­нуть. И это несмот­ря на то, что швед­ский тер­мин «не луч­ше»: в нем ха­рак­тер пре­ступ­ле­ния то­же не от­ра­жен внят­ным об­ра­зом. Но ес­ли от но­си­те­ля швед­ско­го язы­ка вполне мож­но ожи­дать, что он пред­став­ля­ет ха­рак­тер си­ту­а­ций, при­ме­ни­тель­но к ко­то­рым уме­стен этот тер­мин, то от ад­ре­са­та рус­ско­го пе­ре­во­да – ни­как. Ес­ли ста­вить во­прос прин­ци­пи­аль­но, то необ­хо­дим объ­яс­ни­тель­ный перевод.

Ком­пакт­но­го пе­ре­во­да за­ве­до­мо не по­лу­чит­ся: по­ня­тий­ное со­дер­жа­ние, обо­зна­ча­е­мое по-швед­ски од­ним сло­вом, на­столь­ко слож­но, что уло­жить все необ­хо­ди­мые при­зна­ки со­ста­ва это­го но­во­го ви­да пре­ступ­ле­ний в сжа­тый и удо­бо­чи­та­е­мый па­ра­фраз про­сто невоз­мож­но. Мне не уда­лось най­ти ни­че­го луч­ше, – при со­хра­не­нии пол­но­ты ха­рак­те­ри­за­ции, – чем при­чи­не­ние пси­хи­че­ско­го вре­да ре­бен­ку пу­тем со­вер­ше­ния близ­ки­ми ему ли­ца­ми пре­ступ­ных дей­ствий в от­но­ше­нии друг дру­га в его при­сут­ствии. Гро­мозд­ко, ко­неч­но, но бо­лее или ме­нее вер­но. С дру­гой сто­ро­ны, с точ­ки зре­ния норм из­ло­же­ния, при­ня­тых в УК РФ, та­кое бы­ло бы при­ем­ле­мо: в нем, в от­ли­чие от швед­ско­го BrB, где руб­ри­ци­ро­ва­ны толь­ко гла­вы ко­дек­са, все ста­тьи име­ют за­го­лов­ки, ча­сто про­стран­ные. Ко­неч­но, в пе­ре­во­де ме­нее фор­маль­но­го тек­ста мож­но при­бег­нуть к со­кра­щен­но­му ва­ри­ан­ту, со­вер­ше­ние пре­ступ­ле­ний в при­сут­ствии ре­бен­ка, но толь­ко при усло­вии, что кон­текст поз­во­ля­ет из­бе­жать непра­виль­но­го понимания.