Над чем смеетесь?

Про иг­ру слов я уже кое-что пи­сал на фейс­бу­ке в свя­зи с про­бле­мой пе­ре­во­да, см. Шел дождь и два сту­ден­та. Воз­вра­ща­юсь вновь к этой те­ме: язы­ко­вые ме­ха­низ­мы шут­ки, остро­ты ме­ня все­гда ин­те­ре­со­ва­ли и про­дол­жа­ют озадачивать.

Нуж­но ли (и мож­но ли) объ­яс­нять юмор?

Спон­тан­но вся­кий от­ве­тит: – Нет, не нуж­но. Ес­ли шут­ку нуж­но объ­яс­нять, ес­ли анек­дот не до­шел и при­хо­дит­ся его рас­тол­ко­вы­вать, то они пе­ре­ста­ют быть смеш­ны­ми. Тем не ме­нее, де­лать это мож­но и нуж­но в двух слу­ча­ях. Во-пер­вых, пы­та­ясь по­нять при­ро­ду смеш­но­го. Во-вто­рых, ес­ли шут­ка со­от­но­сит­ся с ре­а­ли­я­ми, ушед­ши­ми в про­шлое и нуж­да­ю­щи­ми­ся в ком­мен­та­ри­ях. На пер­вое я не по­ся­гаю. О при­ро­де смеш­но­го раз­мыш­ля­ли, как это при­ня­то го­во­рить, луч­шие умы че­ло­ве­че­ства, на­чи­ная с Ари­сто­те­ля, но за­гад­ку, как ка­жет­ся, так и не раз­га­да­ли. При­мер вто­ро­го приведу.

В мои мо­ло­дые го­ды бы­то­ва­ла шут­ка: Со­вет­ское зна­чит шам­пан­ское! Вряд ли она бу­дет внят­на ны­неш­не­му по­ко­ле­нию мо­ло­дых лю­дей (ко­то­ро­му, по уве­ре­ни­ям то­гдаш­них ли­де­ров, вслед за на­ми пред­сто­я­ло жить при ком­му­низ­ме). В чем же соль?

Как это обыч­но бы­ва­ет, хо­ро­шая остро­та все­гда мно­го­слой­на. Эта, во-пер­вых, обыг­ры­ва­ет про­па­ган­дист­ский ло­зунг тех вре­мен Со­вет­ское зна­чит от­лич­ное! – лжи­вый, как и все со­вет­ское. Ни в со­вет­ском об­ра­зе жиз­ни, ни в про­дук­ции со­вет­ской про­мыш­лен­но­сти не бы­ло ни­че­го от­лич­но­го. Эта про­зрач­ная ал­лю­зия лег­ла в ос­но­ву на­смеш­ки. А ре­а­ли­зо­ва­на она под­ме­ной, немед­лен­но эту ложь и фальшь раз­об­ла­ча­ю­щей. По тор­же­ствен­ным слу­ча­ям и в мо­мен­ты слад­кой жиз­ни, а все­го пу­ще на Но­вый Год (Рож­де­ства не бы­ло, упа­си Бог!), наш граж­да­нин лю­бил вы­бить проб­ку из бу­ты­лоч­ки иг­ри­сто­го ви­на, име­но­вав­ше­го­ся «Со­вет­ским шам­пан­ским». (Про­из­во­дит­ся, впро­чем, и по сей день). Ра­зу­ме­ет­ся, это бы­ло ни­ка­кое не шам­пан­ское, а сур­ро­гат, ши­пуч­ка. К то­му же на­звать ее про­сто шам­пан­ским бы­ло ни­как нель­зя: это вы­зва­ло бы меж­ду­на­род­ный скан­дал по по­во­ду на­ру­ше­ния прав на то­вар­ный знак и по­влек­ло бы неже­ла­тель­ные для со­вет­ско­го ру­ко­вод­ства санкции.

Во-вто­рых, под­ме­на, о ко­то­рой я толь­ко что ска­зал, свя­за­на с иг­рой слов. Су­ще­стви­тель­ное шам­пан­ское упо­треб­ле­но в несвой­ствен­ной ему функ­ции при­ла­га­тель­но­го. Пер­во­на­чаль­но оно, ко­неч­но, бы­ло при­ла­га­тель­ным, но суб­стан­ти­ви­ро­ва­лось в ре­зуль­та­те стя­же­ния имен­но­го сло­во­со­че­та­ния шам­пан­ское ви­но, т.е. ви­но, про­из­ве­ден­ное во фран­цуз­ской про­вин­ции Шам­пань. А как при­ла­га­тель­ное оно лишь из­ред­ка упо­треб­ля­ет­ся в дру­гих кон­текстах (шам­пан­ский диа­лект, на­при­мер, или ист. шам­пан­ские бун­ты – по­след­не­ее, впро­чем, то­же свя­за­но с ви­ном: бун­то­ва­ли ви­но­де­лы). Мы не го­во­рим, на­при­мер, шам­пан­ские атом­ные элек­тро­стан­ции ком­па­нии Électricité de France – по той при­чине, что оно на­мерт­во срос­лось с обо­зна­че­ни­ем ро­да вин и толь­ко как ис­клю­че­ние мо­жет быть упо­треб­ле­но в про­стран­ствен­ном зна­че­нии (‘на­хо­дя­щий­ся в Шам­па­ни’), в по­ли­ти­че­ском (‘свой­ствен­ный по­ли­ти­ке, про­во­ди­мой де­я­те­ля­ми “шам­пан­ско­го” са­мо­управ­ле­ния’), или в ка­ком бы то ни бы­ло дру­гом “без­ал­ко­голь­ном” зна­че­нии. Ина­че го­во­ря, это сло­во ли­ше­но то­го мно­же­ства зна­че­ний, ко­то­рое обыч­но у от­но­си­тель­ных при­ла­га­тель­ных. В ре­зуль­та­те та­кой ча­сте­реч­ной транс­фор­ма­ции по­лу­чи­лось при­ла­га­тель­ное шам­пан­ский со зна­че­ни­ем ’нена­сто­я­щий, фаль­ши­вый’, а мо­жет быть и ‘лег­ко­вес­ный как пузырь’.

Вот эта мно­го­слой­ность, вы­во­ра­чи­ва­ю­щая на­изнан­ку пош­ло­ва­тую зна­чи­тель­ность про­па­ган­ды, и са­мая неожи­дан­ность и, в то же вре­мя, убе­ди­тель­ность этой тра­ве­стии, де­ла­ет ее смеш­ной. Вот вам и объ­яс­не­ние ме­ха­низ­ма этой хох­мы. Не смеш­но? Увы, объ­яс­нил как убил. Но как «ис­то­ри­че­ский» ком­мен­та­рий это объ­яс­не­ние, воз­мож­но, име­ет пра­во на существование.

Но я еще ни­че­го не ска­зал о соб­ствен­но пе­ре­вод­че­ском ас­пек­те это­го при­ме­ра. Оче­вид­но, что Det sovjetiska betyder champagne или det champagnemässiga, глу­по, невнят­но и не смеш­но. Нена­мно­го луч­ше и Det sovjetiska är en bubbla – пря­мо­ли­ней­но и то­же не смеш­но. Ко всем труд­но­стям на­до еще при­ба­вить, что швед­ский чи­та­тель ско­рее все­го не зна­ком с ре­а­ли­я­ми, скры­ва­ю­щи­ми­ся за этой шут­кой. Бо­юсь, что ее пе­ре­вод в прин­ци­пе невоз­мо­жен. Но ес­ли бы это по­на­до­би­лось, то объ­яс­ни­тель­ный ком­мен­та­рий мог бы пригодиться.