Не бывает истинных друзей | 3

Итак, лож­ные дру­зья не так уж лож­ны. Ско­рее на­обо­рот. Так как это ко­гна­ты, то они кон­цеп­ту­аль­но близ­ки, да­же ес­ли их зна­че­ния разо­шлись. В чем, как уже ска­за­но, нет ни­че­го уди­ви­тель­но­го. Но да­же и в этом слу­чае их сход­ство от­нюдь не толь­ко внеш­нее: они со­хра­ня­ют нечто об­щее в сво­ей идее, а в ря­де дру­гих, «нецен­траль­ных», зна­че­ний мо­гут и совпадать.

Лю­бой ма­ло-маль­ски опыт­ный пе­ре­вод­чик зна­ет, что нель­зя до­ве­рять внеш­не­му сход­ству. С точ­ки зре­ния «труд­но­стей пе­ре­во­да» зна­че­ние лож­ных дру­зей непо­мер­но пре­уве­ли­че­но. Ку­да опас­ней на­ив­ное до­ве­рие к тож­де­ствам, пред­ла­га­е­мым дву­языч­ным сло­ва­рем. В осо­бен­но­сти, меж­ду сло­ва­ми, фор­мы ко­то­рых ли­ше­ны ка­ко­го бы то ни бы­ло сход­ства, но ко­то­рые «оче­вид­но» рав­но­знач­ны. Ска­жем швед­ское stark и рус­ское силь­ный. Т.е. ко­гда су­ще­ству­ет уве­рен­ность, что у идеи (кон­цеп­та) чу­жо­го сло­ва есть точ­ное лек­си­че­ское со­от­вет­ствие в рус­ском язы­ке; ина­че го­во­ря, что это оче­вид­ные межъ­язы­ко­вые си­но­ни­мы. Но это – лож­ная оче­вид­ность, а все та­кие ” про­зрач­ные” сло­ва чу­жо­го язы­ка как раз и ока­зы­ва­ют­ся лож­ны­ми дру­зья­ми, ку­да бо­лее ко­вар­ны­ми, чем те, к ко­то­рым обыч­но от­но­сят этот тер­мин. С этой точ­ки зре­ния дву­языч­ный сло­варь на доб­рую по­ло­ви­ну ока­зы­ва­ет­ся сло­ва­рем лож­ных дру­зей. При­ве­ду для на­гляд­но­сти несколь­ко при­ме­ров, на­чав с уже упо­мя­ну­то­го stark.

Ка­за­лось бы, ра­вен­ство stark = силь­ный не вы­зы­ва­ет ни­ка­ких со­мне­ний. Дей­стви­тель­но, по сво­ей «внут­рен­ней ори­ен­та­ции», по сво­ей из­би­ра­тель­ной на­прав­лен­но­сти на опре­де­лен­ный тип си­ту­а­ций, эти сло­ва ка­жут­ся тож­де­ствен­ны­ми. Тем не ме­нее, это тож­де­ство лож­но. Так, по-рус­ски мож­но ска­зать силь­ный по­жар или, на­при­мер, силь­ный пе­ре­пад дав­ле­ния, силь­ный за­пой, но по-швед­ски не ска­жут stark brand, stark tryckskillnad, starkt periodsuppande ¹⁾. И на­обо­рот, швед­ским stark is, starkt vin ни­как нель­зя по­ста­вить в со­от­вет­ствие силь­ный лед или силь­ное ви­но, а нуж­но проч­ный лед, креп­кое ви­но. В си­лу та­ких несо­от­вет­ствий сло­варь вы­нуж­ден при­пи­сать швед­ско­му stark доб­рый де­ся­ток зна­че­ний. При­чем вы­ра­жа­ют­ся они рус­ски­ми при­ла­га­тель­ны­ми, на­столь­ко да­ле­ко от­сто­я­щи­ми друг от дру­га, – на­при­мер, силь­ный, креп­кий, с од­ной сто­ро­ны, и яр­кий, гром­кий, с дру­гой, – что поль­зо­ва­тель сло­ва­ря ока­зы­ва­ет­ся в недо­уме­нии: кáк все это (и мно­гое дру­гое) по­кры­ва­ет­ся од­ним и тем же швед­ским словом?

Ис­чис­ляя эти «зна­че­ния», то есть воз­мож­но­сти упо­треб­ле­ния швед­ско­го сло­ва в раз­ных си­ту­а­ци­ях, сло­варь все рав­но не мо­жет ни преду­смот­реть их все, ни учесть твор­че­ские упо­треб­ле­ния, по­тен­ци­аль­ное до­пу­сти­мые иде­ей это­го сло­ва. По­лу­ча­ет­ся раз­роз­нен­ный ин­вен­тарь, ли­ша­ю­щий сло­во вся­ко­го един­ства, раз­ма­зы­ва­ю­щий его по все­му лек­си­ко­ну. В са­мом де­ле, ес­ли взять весь спи­сок рус­ских при­ла­га­тель­ных, ко­то­рые ста­вят­ся в со­от­вет­ствие швед­ско­му, и на­обо­рот, весь спи­сок швед­ских, пе­ре­во­дя­щих рус­ское силь­ный, то по­лу­чит­ся по­ло­ви­на сло­ва­ря. Ис­тин­ная же сущ­ность сло­ва, его идея – все­гда уни­каль­ная! – оста­ет­ся невы­яв­лен­ной. Хо­ро­ший пе­ре­вод­чик все­гда, осо­знан­но или ин­ту­и­тив­но, на­стро­ен на схва­ты­ва­ние име­но идеи сло­ва, его кон­цеп­та. Без это­го нет и не мо­жет быть чув­ства язы­ка и на­сто­я­щей уве­рен­но­сти в том, что вы­бран­ный ва­ри­ант пе­ре­во­да этой идее не противоречит.

Про­шу из­ви­нить за длин­но­ты, но мне все еще не хо­чет­ся остав­лять этот при­мер. Сло­варь, по­вто­ряю, не рас­по­зна­ет в швед­ском сло­ве лож­но­го дру­га, утвер­ждая ра­вен­ство stark = силь­ный, во вся­ком слу­чае, как са­мое пер­вое и глав­ное зна­че­ние. Но он не мо­жет объ­яс­нить нам, по­че­му stark sprit нуж­но пе­ре­во­дить не силь­ный спирт, а кон­цен­три­ро­ван­ный ал­ко­голь или про­сто-на­про­сто спирт­ной на­пи­ток, спирт­ное. При бо­лее при­сталь­ном рас­смот­ре­нии ока­зы­ва­ет­ся, что сло­варь бит­ком на­бит лож­ны­ми дру­зья­ми: кон­цеп­ты чу­жих слов отож­деств­ля­ют­ся с кон­цеп­та­ми сво­их (в си­лу яв­но­го сход­ства «ос­нов­ных» зна­че­ний), то­гда как они от­нюдь не тож­де­ствен­ны. И со­вер­шен­но оче­вид­но, что stark НЕ зна­чит ни ’силь­ный’, ни ’креп­кий’, ни ’кон­цен­три­ро­ван­ный’, ни ’яр­кий’ и про­чая и про­чая, а лишь мо­жет упо­треб­лять­ся го­во­ря­щи­ми в этих зна­че­ни­ях при опре­де­лен­ных усло­ви­ях и, ко­неч­но, не вы­хо­дя «за гра­ни­цы» кон­цеп­та сло­ва ²⁾.

Для stark най­ти фор­му­лу кон­цеп­та чрез­вы­чай­но труд­но, т.к. по­ле его упо­треб­ле­ний ис­клю­чи­тель­но ши­ро­ко и ге­те­ро­ген­но. Но преж­де все­го по­то­му, что он непо­сред­ствен­но свя­зан с те­лес­ным опы­том го­во­ря­щих, он – пер­во­об­раз­ный, и по­то­му, воз­мож­но, во­об­ще не под­да­ет­ся даль­ней­шей ре­дук­ции, т.е. сведé­нию к че­му-ли­бо бо­лее про­сто­му. К че­сти тол­ко­во­го сло­ва­ря швед­ско­го язы­ка Norstedts на пер­вое ме­сто в нем вы­не­се­но имен­но это те­лес­ное зна­че­ние: ’som har stor muskelkraft om levande varelse el. (del av) kropp’ ³⁾, а все осталь­ные – пе­ре­нос­ные, ме­та­фо­ри­че­ские – сло­варь стре­мит­ся свя­зать с ним, пы­та­ясь удер­жать сло­во от рас­па­да, как это, увы, име­ет ме­сто в швед­ско-рус­ском сло­ва­ре. Ко­неч­но, это да­ле­ко еще не фор­му­ла кон­цеп­та. В част­но­сти, ни­как не от­ме­че­но, что stark мо­жет иметь в ви­ду как спо­соб­ность ока­зы­вать силь­ное воз­дей­ствие на что-ли­бо, так и спо­соб­ность вы­дер­жи­вать силь­ное воз­дей­ствие (ср. stark is), что не свой­ствен­но «со­от­вет­ству­ю­ще­му» рус­ско­му сло­ву. Тем не ме­нее, по­да­ча в тол­ко­вом сло­ва­ре – шаг в вер­ном направлении.

Я го­во­рил рань­ше о необ­хо­ди­мо­сти про­яв­лять здо­ро­вое недо­ве­рие к дву­язы­чо­му сло­ва­рю, и по­вто­рю это опять. На­чи­на­ю­ще­му пе­ре­вод­чи­ку име­ет смысл как мож­но ско­рее пе­ре­хо­дить от дву­языч­но­го сло­ва­ря к тол­ко­во­му. (С ого­вор­ка­ми, ко­неч­но, ка­са­ю­щи­ми­ся сло­ва­рей спе­ци­аль­ной лек­си­ки). Хо­тя и он да­лек от иде­а­ла, схва­тить сущ­ность сло­ва по нему ку­да лег­че, чем по ин­вен­та­рю раз­дроб­лен­ных зна­че­ний в сло­ва­ре двуязычном.

Итак, на­сто­я­щие труд­но­сти пе­ре­во­да за­ча­стую, а мо­жет быть да­же все­гда, свя­за­ны с тем, что меж­ду лек­си­че­ски­ми еди­ни­ца­ми двух язы­ков прак­ти­че­ски ни­ко­гда не бы­ва­ет пол­но­го кон­цеп­ту­аль­но­го со­от­вет­ствия: част­ные зна­че­ния мо­гут сов­пасть, но «идеи» слов и кон­струк­ций уни­каль­ны. При­ве­ду для боль­шей на­гляд­но­сти еще при­ме­ры несов­па­де­ния кон­цеп­тов слов, ко­то­ро­го сло­варь не улав­ли­ва­ет, ста­вя меж­ду ни­ми знак ра­вен­ства. Гла­го­лу öppna, как нам вне вся­ко­го со­мне­ния ка­жет­ся, без­услов­но со­от­вет­ству­ет рус­ский гла­гол от­крыть. Сло­варь то­же не со­мне­ва­ет­ся. А меж­ду тем по-рус­ски мож­но от­крыть Аме­ри­ку, от­крыть (свое) ли­цо, а по-швед­ски – нет. Нуж­но ска­зать не öppna, а upptäcka Amerika, blotta или м.б. avtäcka sitt ansikte.

Про­дол­же­ние в сл. ча­сти (4).

② ← →④

¹⁾ Это сло­во во­об­ще неохот­но при­ни­ма­ет опре­де­ле­ния. Мне встре­ти­лись толь­ко три та­ких при­ме­ра: hektiskt periodsupande, långvarigt p. и hårt p. По­след­ний ва­ри­ант един­ствен­ный, ко­то­рый мож­но упо­тре­бить вме­сто рус­ско­го силь­ный. По ло­ги­ке тра­ди­ци­он­но­го сло­ва­ря в чис­ло зна­че­ний при­ла­га­тель­но­го силь­ный сле­до­ва­ло бы до­ба­вить hårt. Про­ве­рив, убе­дил­ся, что оно и в са­мом де­ле есть, на­ря­ду с häftig, våldsam, effektiv, duktig …. Все они, ста­ло быть, ис­тин­ные дру­зья рус­ско­го силь­ный (!).

²⁾ По­след­нее от­но­сит­ся и к твор­че­ским упо­треб­ле­ни­ям: они то­же не мо­гут вый­ти за эти пре­де­лы, т.к. в про­тив­ном слу­чае по­лу­чит­ся Шал­тай-Бол­тай. Помните:
– Ко­гда я бе­ру сло­во, оно озна­ча­ет то, что я хо­чу, не боль­ше и не мень­ше, – ска­зал Шал­тай презрительно.
– Во­прос в том, под­чи­нит­ся ли оно вам, – ска­за­ла Алиса.
– Во­прос в том, кто из нас здесь хо­зя­ин, – ска­зал Шал­тай-Бол­тай. Вот в чем вопрос!

³⁾ Кста­ти, по­пыт­ка пе­ре­ве­сти это на рус­ский сра­зу за­во­дит в т.н. по­роч­ный круг: силь­ный при­хо­дит­ся тол­ко­вать че­рез са­мое се­бя, как ’об­ла­да­ю­щий боль­шой му­скуль­ной си­лой’. Од­на­ко ни­че­го по­роч­но­го здесь нет, имен­но по­то­му, что этим сло­вом вы­ра­жа­ет­ся пер­во­об­раз­ный кон­цепт, один из ас­пек­тов непо­сред­ствен­но­го те­лес­но­го опы­та че­ло­ве­ка. Та­кой кон­цепт нель­зя ис­тол­ко­вать че­рез бо­лее про­стые по­ня­тия. Лю­бые опре­де­ле­ния, на­при­мер, с ис­поль­зо­ва­ни­ем слов пре­одо­ле­ние, воз­дей­ствие, со­про­тив­ле­ние, про­ти­во­дей­ствие и т.д., на по­след­ней сту­пе­ни ре­дук­ции все рав­но при­ве­дут к идее ’си­ла’. Круг за­мкнет­ся, хо­тя и ста­нет не та­ким оче­вид­ным. В швед­ском эта идея обо­зна­ча­ет­ся дву­мя сло­ва­ми, styrka и kraft, и по­то­му при­ве­ден­ное опре­де­ле­ние из Norstedts’а не вы­гля­дит кру­го­вым. Од­на­ко ана­лиз от­ли­чий меж­ду эти­ми «си­но­ни­ма­ми» нуж­да­ет­ся в от­дель­ном рассмотрении.