Не бывает истинных друзей | 5

В ста­тьях этой се­рии я стре­мил­ся по­ка­зать, что ни од­но сло­во чу­жо­го язы­ка не яв­ля­ет­ся ис­тин­ным дру­гом пе­ре­вод­чи­ка. Да­же ес­ли и фор­мы и кон­цеп­ты слов – сво­е­го и чу­жо­го – сход­ны до пол­но­го нераз­ли­че­ния, их сло­вар­ное тож­де­ство ни­ко­гда не бы­ва­ет пол­ным. Каж­дое сло­во по­гру­же­но в эко­си­сте­му сво­е­го язы­ка, свя­за­но бес­чис­лен­ны­ми ни­тя­ми с дру­ги­ми лек­си­че­ски­ми еди­ни­ца­ми, сход­ны­ми и про­ти­во­по­лож­ны­ми по смыс­лу, со мно­же­ством го­то­вых ре­че­вых фраг­мен­тов, со­от­но­сит­ся со все­воз­мож­ны­ми ас­со­ци­а­ци­я­ми, всту­па­ет в раз­лич­ные, толь­ко это­му язы­ку при­су­щие, со­че­та­ния, име­ет спе­ци­фи­че­ские грам­ма­ти­че­ские при­выч­ки и ин­то­на­ци­он­ные пред­по­чте­ния — и слож­ней­шее пе­ре­пле­те­ние этих свя­зей ни­ко­гда не мо­жет быть та­ким же, как в дру­гом языке.

Пол­ное тож­де­ство невоз­мож­но да­же меж­ду ин­тер­на­ци­о­на­лиз­ма­ми, име­ю­щи­ми об­щее про­ис­хож­де­ние и од­но и то же зна­че­ние, та­ки­ми как revolution или rekord. Сло­варь тут без­ого­во­роч­но пред­ла­га­ет од­но­знач­ные со­от­вет­ствия. Но да­же та­кие сло­ва от­ли­ча­ют­ся по спо­со­бу вхож­де­ния в эко­си­сте­му язы­ка. Швед­ское су­ще­стви­тель­ное rekord, на­при­мер, мо­жет быть до­пол­не­ни­ем при гла­го­лах slå, sätta, överträffa; förbättra и ря­де др., не от­ли­ча­ясь в этом смыс­ле от рус­ско­го ре­корд, ко­то­рый то­же мож­но по­бить, уста­но­вить, пре­взой­ти, улуч­шить – бук­валь­но «те­ми же» сло­ва­ми. Но да­же в этой па­ре есть от­ли­чия в со­че­та­е­мо­сти. На­при­мер, по-швед­ски мож­но tangera rekord, – бук­валь­но что-то вро­де ’при­кос­нуть­ся к ре­кор­ду’, как бы ’прой­ти по ка­са­тель­ной к ре­кор­ду’, – но по-рус­ски так не ска­жешь. Сло­варь пред­ла­га­ет по­вто­рить ре­корд, но это од­на их тех кон­цеп­ту­аль­ных неточ­но­стей, о ко­то­рых я не устаю го­во­рить. Tangera в этом вы­ра­же­нии – это не про­сто ’по­вто­рить’, а, так ска­зать, ’при­бли­зив­шись, вос­про­из­ве­сти’, мо­жет быть, с пер­спек­ти­вой пре­взой­ти. Putsa rekord то­же воз­мож­ное в швед­ском язы­ке вы­ра­же­ние, но рус­ский rekord в со­че­та­ние с гла­го­лом под­чи­стить не вхо­дит. Rekord lyder på + чис­лен­ный по­ка­за­тель (букв. ’ре­корд гла­сит на …’) – это кон­струк­ция, невоз­мож­ная для ре­корд’а в рус­ском язы­ке. Sänka rekord ши­ро­ко упо­тре­би­тель­но по-швед­ски в зна­че­нии ’улуч­шить преж­ний ре­корд­ный по­ка­за­тель на к.-л. ве­ли­чи­ну’, че­го опять-та­ки нет по-рус­ски: сни­зить/со­кра­тить/умень­шить ре­корд име­ло бы ско­рее об­рат­ный смысл. Нуж­но ска­зать бук­валь­но улуч­шить ре­корд­ный по­ка­за­тель на … или про­сто улуч­шить (свой, швед­ский, ми­ро­вой) ре­корд ¹⁾.

Сло­ва это­го ро­да – это бли­жай­шее в чу­жом язы­ке к то­му, что мож­но бы­ло бы на­звать дру­зья­ми пе­ре­вод­чи­ка. Но да­же и та­кая друж­ба несо­вер­шен­на: все «несты­ков­ки» меж­ду язы­ка­ми, по­доб­ные пе­ре­чис­лен­ным вы­ше, пе­ре­вод­чи­ку при­хо­дит­ся, ко­неч­но, учи­ты­вать, хо­тя сло­ва­ри их не отражают.

На дру­гом по­лю­се – так на­зы­ва­е­мая без­эк­ви­ва­лент­ная лек­си­ка, под ко­то­рой обыч­но по­ни­ма­ют­ся ре­а­лии, т.е. сло­ва, обо­зна­ча­ю­щие пред­ме­ты и яв­ле­ния, не име­ю­щие со­от­вет­ствия в сво­ей куль­ту­ре. Ти­па fika, fredagsmys, lutfisk, jantelagen или Gävlebocken. Са­мо со­бой ра­зу­ме­ет­ся, что у та­ких слов нет эк­ви­ва­лен­тов в рус­ском язы­ке, ес­ли толь­ко они не за­им­ство­ва­ны «как есть», и по этой при­чине они то­же не яв­ля­ют­ся дру­зья­ми переводчика.

Спо­со­бам пе­ре­да­чи ре­а­лий по­свя­ще­на об­шир­ная ли­те­ра­ту­ра, но ес­ли го­во­рить все­рьез, то это – аб­со­лют­но три­ви­аль­ный слу­чай пол­но­го от­сут­ствия со­от­вет­ству­ю­ще­го кон­цеп­та в язы­ке пе­ре­во­да, и оста­нав­ли­вать­ся на нем я не бу­ду. Ска­жу толь­ко, что по­ня­тие «без­эк­ви­ва­лент­ная лек­си­ка» точ­но так же вво­дит в за­блуж­де­ние, как и по­ня­тие «лож­ные дру­зья пе­ре­вод­чи­ка», под­ра­зу­ме­вая, что вся про­чая ле­си­ка ино­стран­но­го язы­ка – «эк­ви­ва­лент­ная». Это ил­лю­зия, раз­ве­ять ко­то­рую я и пы­та­юсь в этой се­рии ста­тей. Эк­ви­ва­лент­ность воз­мож­на толь­ко на уровне част­ных зна­че­ний, да и то не без праг­ма­ти­че­ско­го дис­со­нан­са, пусть и пре­не­бре­жи­мо ма­ло­го. И ее прак­ти­че­ски ни­ко­гда не бы­ва­ет на уровне кон­цеп­та, идеи сло­ва. Так, швед­ский bord не ра­вен рус­ско­му стол’у: они от­лич­ны по сво­ей внут­рен­ней фор­ме, и их кон­цеп­ты по­рож­да­ют ряд несход­ных зна­че­ний. Про­стое и по­нят­ное рус­ское при­ла­га­тель­ное услов­ный ед­ва ли не во всех зна­че­ни­ях, кро­ме то­го, ко­то­рое ре­а­ли­зу­ет­ся в вы­ра­же­ни­ях ти­па villkorlig straff ’услов­ное на­ка­за­ние’, невоз­мож­но сколь­ко-ни­будь удо­вле­тво­ри­тель­но пе­ре­ве­сти на швед­ский. Непе­ре­во­ди­мы обык­но­вен­ней­шие рус­ские гла­го­лы лить и лезть. И на­обо­рот, та­кие, на­при­мер, ре­гу­ляр­но встре­ча­ю­щи­е­ся швед­ские при­ла­га­тель­ные как spännande и kränkande лишь с тру­дом пе­ре­да­ют­ся по-рус­ски. Рус­ское су­ще­стви­тель­ное дом сов­па­да­ет со швед­ским hus в зна­че­ни­ях ’зда­ние’ и ( до неко­то­рой сте­пе­ни) ‘ди­на­стия’ (дом Ро­ма­но­вых; ср. kungahuset, Vasahuset, huset Bernadott), но у швед­ско­го сло­ва нет зна­че­ния ’до­маш­ний очаг’, а у рус­ско­го от­сут­ству­ет зна­че­ние ‘зре­лищ­ное по­ме­ще­ние’: spela för fulla hus и т.п.).

Имен­но по­это­му – в си­лу то­го, что ни­ка­кое сло­во ино­стран­но­го язы­ка не тож­де­ствен­но по сво­е­му су­ще­ству (идее, кон­цеп­ту, по сво­е­му, ес­ли угод­но, «за­мыс­лу») ка­ко­му-ли­бо сло­ву сво­е­го соб­ствен­но­го – в нем, чу­жом язы­ке, не бы­ва­ет ис­тин­ных друзей.

Спра­вед­ли­во­сти ра­ди на­до от­ме­тить, что су­ще­ству­ют и ку­да бо­лее ин­те­рес­ные опре­де­ле­ния по­ня­тия «без­эк­ви­ва­лент­ной лек­си­ки». Так, в из­вест­ной кни­ге В.Н. Ко­мис­са­ро­ва по тео­рии пе­ре­во­да чи­та­ем: «Без­эк­ви­ва­лент­ная лек­си­ка – лек­си­че­ские еди­ни­цы ИЯ, не име­ю­щие ре­гу­ляр­ных (сло­вар­ных) со­от­вет­ствий в ПЯ» ²⁾. Тем са­мым в это по­ня­тие вклю­ча­ют­ся та­кие сло­ва, обо­зна­ча­ю­щие не куль­тур­но-спе­ци­фи­че­ские ре­а­лии или яв­ле­ния, а линг­во­с­пе­ци­фи­че­ские кон­цеп­ты, ти­па швед­ско­го lagom или рус­ско­го авось. И та­кие «неожи­дан­но­сти», как даль и без­лю­дье. Все это – обыч­ные сло­ва в сво­ем язы­ке, но ока­зы­ва­ю­щи­е­ся лек­си­че­ской эк­зо­ти­кой при пе­ре­во­де. Сю­да же сле­до­ва­ло бы до­ба­вить и ме­нее три­ви­аль­ные слу­чаи – сло­ва, ли­шен­ные ка­кой-ли­бо куль­тур­ной или на­ци­о­наль­ной спе­ци­фи­ки, но не име­ю­щие в рус­ском язы­ке «ре­гу­ляр­ных сло­вар­ных со­от­вет­ствий». На­при­мер, mingel, о ко­то­ром по­дроб­но го­во­ри­лось в преды­ду­щей статье.

Та­кое рас­ши­ре­ние рас­смат­ри­ва­е­мо­го по­ня­тия – несо­мнен­но, шаг в вер­ном на­прав­ле­нии, т.е. в на­прав­ле­нии при­зна­ния всей чу­жой лек­си­ки «без­эк­ви­ва­лент­ной», а дву­языч­но­го сло­ва­ря – сло­ва­рем лож­ных дру­зей пе­ре­вод­чи­ка, пло­хо справ­ля­ю­щим­ся со сво­ей задачей.

Сло­варь – кри­вое зер­ка­ло. Он ни­че­го не го­во­рит нам о сущ­но­сти сло­ва, а лишь пред­ла­га­ет т.н. «эк­ви­ва­лен­ты» – ва­ри­ан­ты пе­ре­во­да, мыс­ли­мые в той или иной си­ту­а­ции. Ис­чер­пать их, ра­зу­ме­ет­ся, невоз­мож­но. При­ве­ду при­мер, по су­ще­ству – пер­вый по­пав­ший­ся. В «До­пол­не­ни­ях к сло­ва­рю», ана­ли­зи­руя кон­струк­цию с allt в функ­ции ввод­но­го сло­ва, я сре­ди ря­да при­ме­ров при­вел и та­кой: Det vore allt roligt. – Это в са­мом де­ле бы­ло бы за­ме­ча­тель­но. Но по­че­му не ве­се­ло? Или за­бав­но? Увле­ка­тель­но. Ин­те­рес­но. При­ят­но. Здо­ро­во … – пе­ре­чень «зна­че­ний», ко­то­рый мож­но про­дол­жать в дур­ную бес­ко­неч­ность. И по­чти все они (и еще неко­то­рые дру­гие) со­дер­жат­ся в швед­ско-рус­ском сло­ва­ре в ста­тье при­ла­га­тель­но­го rolig. Чтó все это зна­чит? Да толь­ко то, что ни­ка­ких та­ких зна­че­ний у сло­ва roligt нет: они при­над­ле­жат не сло­ву, а го­во­ря­ще­му, и по­рож­да­ют­ся им при­ме­ни­тель­но к «ого­ва­ри­ва­е­мой» си­ту­а­ции. И что у roligt нет кон­цеп­ту­аль­но близ­ко­го эк­ви­ва­лен­та в рус­ском язы­ке – и это аб­со­лют­но за­уряд­ное по­ло­же­ние дел, та­кое, ко­гда пе­ред на­ми са­мое обык­но­вен­ное сло­во, зна­че­ние ко­то­ро­го нам ка­жет­ся оче­вид­ным и ко­то­рое нам и в го­ло­ву не при­дет от­не­сти к раз­ря­ду без­эк­ви­ва­лент­ной лек­си­ки. А меж­ду тем это мас­со­вый слу­чай, и бóль­шая часть лек­си­ко­на рас­по­ла­га­ет­ся имен­но на этом участ­ке меж­ду дву­мя на­зван­ны­ми вы­ше по­лю­са­ми. Это зна­чит так­же, что кон­цепт ’ROLIGT’ сло­ва­рем не улав­ли­ва­ет­ся, и что пе­ре­вод­чик вы­нуж­ден ре­кон­стру­и­ро­вать его сам по тем «ин­ди­ка­ци­ям» ³⁾, ко­то­рые пред­став­ля­ют со­бой сло­вар­ные зна­че­ния, с этим кон­цеп­том не со­от­но­си­мые и по­то­му ча­сто не свя­зан­ные и меж­ду со­бой. И уже по ре­зуль­та­там этой «ре­кон­струк­ции» пе­ре­во­дить в за­ви­си­мо­сти от праг­ма­ти­ки опи­сы­ва­е­мой си­ту­а­ции, де­лая вы­бор из чис­ла са­мых раз­ных на­ре­чий, в зна­че­нии ко­то­рых со­дер­жит­ся ком­по­нент ’хо­ро­шее ощу­ще­ние’: тех, что я пе­ре­чис­лил вы­ше, и соб­ствен­но хо­ро­шо. И, ко­неч­но, не толь­ко наречий

До тех пор, по­ка упо­треб­ле­ние сло­ва не при­хо­дит в про­ти­во­ре­чие с его кон­цеп­том, оно мо­жет быть от­не­се­но к са­мым раз­ным «по жиз­ни» си­ту­а­ци­ям. И имен­но упо­треб­ле­ния, от­но­ся­щи­е­ся к наи­бо­лее ти­пич­ным и ча­сто вос­про­из­во­ди­мым си­ту­а­ци­ям, уза­ко­ни­ва­ют­ся язы­ко­вым кол­лек­ти­вом (кон­вен­ци­о­на­ли­зи­ру­ют­ся), ста­но­вят­ся «зна­че­ни­я­ми» и фик­си­ру­ют­ся в сло­ва­ре. Но это лишь неко­то­рые праг­ма­ти­че­ски обу­слов­лен­ные ре­а­ли­за­ции кон­цеп­та, «эк­ви­ва­лен­ты», за­ча­стую непри­год­ные для под­ста­нов­ки в текст пе­ре­во­да. В пе­ре­во­де же мо­гут по­тре­бо­вать­ся со­вер­шен­но иные лек­си­ко-грам­ма­ти­че­ские сред­ства, вы­би­ра­е­мые – по­вто­рю это еще раз – в за­ви­си­мо­сти от праг­ма­ти­ки пе­ре­во­ди­мо­го вы­ска­зы­ва­ния и, ко­неч­но, с уче­том лек­си­че­ской и син­так­си­че­ской со­че­та­е­мо­сти ва­ри­ан­та, от­ве­ча­ю­ще­го по­рож­да­е­мо­му смыс­лу вы­ска­зы­ва­ния, и во­все не обя­за­тель­но из на­бо­ра фик­си­ро­ван­ных сло­вар­ных зна­че­ний. По­след­ние то и де­ло ока­зы­ва­ют­ся «неудо­бо­под­ста­ви­мы­ми» из-за их ощу­ти­мой смыс­ло­вой неточ­но­сти в дан­ном кон­тек­сте, из-за то­го, что их ни­как не впи­шешь в пе­ре­вод по при­чине непод­хо­дя­щей со­че­та­е­мо­сти, из-за невоз­мож­но­сти упо­тре­бить пред­ла­га­е­мый «эк­ви­ва­лент» без объ­яс­ни­тель­но­го вос­пол­не­ния – а то и все это вме­сте. Эти «эк­ви­ва­лен­ты» – это толь­ко се­ман­ти­че­ские на­ме­ки, и по ним, и мо­жет быть еще по вклю­чен­ным в сло­варь при­ме­рам и по­ме­там, поль­зо­ва­тель вы­нуж­ден сам до­га­ды­вать­ся о «на­сто­я­щей при­ро­де ино­стран­но­го сло­ва» ⁴⁾.

Вот по­че­му для то­го, что­бы «схва­тить» идею чу­жо­го сло­ва, по­лу­чить ин­ту­и­тив­но удо­вле­тво­ри­тель­ное пред­став­ле­ние о нем, так ска­зать, при­сво­ить его, нуж­но об­ра­щать­ся к сло­ва­рям тол­ко­вым. Пе­ре­вод­чи­ку со швед­ско­го в этом смыс­ле по­вез­ло: боль­шой тол­ко­вый сло­варь швед­ско­го язы­ка, со­став­лен­ный лек­си­ко­гра­фа­ми Ге­те­борг­ско­го уни­вер­си­те­та, по­сле­до­ва­тель­но стре­мит­ся опре­де­лять «сло­во как та­ко­вое», из­бе­гая дроб­ле­ния на зна­че­ния. Впро­чем, это да­ле­ко не все­гда уда­ет­ся: тра­ди­ции объ­ек­ти­вист­ской се­ман­ти­ки все еще силь­ны, и вме­сто це­лост­но­го об­ра­за сло­ва пред­ла­га­ет­ся опре­де­ле­ние его «глав­но­го зна­че­ния», то есть, то­го, в ко­то­ром оно ча­ще все­го и об­ще­при­ня­тым об­ра­зом упо­треб­ля­ет­ся. Так что и тол­ко­вые сло­ва­ри, да­же но­вей­ше­го по­ко­ле­ния, ока­зы­ва­ют­ся «кри­во­ва­ты». Здо­ро­вое недо­ве­рие к сло­ва­рям, о ко­то­ром я уже го­во­рил рань­ше, по­ка­за­но. Это имен­но то, что про­пи­сал док­тор Щерба.

Окон­ча­ние в сл. ча­сти (6).

④ ←

___________________________

¹⁾ Мне мо­гут воз­ра­зить, – а раз мо­гут, то на­вер­ня­ка воз­ра­зят, – что пе­ре­чис­лен­ные раз­ли­чия от­но­сят­ся к уров­ню сло­во­со­че­та­ния, а не к уров­ню сло­ва. За­бе­гая впе­ред па­ро­во­за, от­ме­чу все же, что раз­ли­чия в со­че­та­е­мост­ных при­выч­ках чу­жо­го сло­ва и сво­е­го вряд ли слу­чай­ны. Они обу­слов­ле­ны ка­ки­ми-то, пусть очень тон­ки­ми, раз­ли­чи­я­ми в их концептах.

²⁾ В.Н. Ко­мис­са­ров. Тео­рия пе­ре­во­да (линг­ви­сти­че­ские ас­пек­ты). М.: Выс­шая шко­ла, 1990. ИЯ = ис­ход­ный язык, ПЯ = пе­ре­во­дя­щий язык.

³⁾ Ср. с утвер­жде­ни­ем дру­го­го из­вест­но­го пе­ре­во­до­ве­да: «[В]ыбор за­фик­си­ро­ван­но­го в сло­ва­ре язы­ко­во­го эк­ви­ва­лен­та воз­мо­жен лишь по­тен­ци­аль­но. Ре­а­ли­за­ция этой по­тен­ци­аль­ной воз­мож­но­сти опре­де­ля­ет­ся кон­тек­сту­аль­ным окру­же­ни­ем и нор­ма­ми по­стро­е­ния тек­ста. Неред­ко сло­вар­ный эк­ви­ва­лент “сра­ба­ты­ва­ет” лишь как ин­ди­ка­тор даль­ней­ше­го по­ис­ка нуж­но­го со­от­вет­ствия.” [вы­де­ле­но мной – Е.Р.] – А.Д. Швей­цер. Эк­ви­ва­лент­ность и адек­ват­ность пе­ре­во­да // Тет­ра­ди пе­ре­вод­чи­ка, вып. 23 [ред. Л. С. Бар­ху­да­ров], 1989.

⁴⁾ Л.В. Щер­ба. Опыт об­щей тео­рии лек­си­ко­гра­фии. М.: ИАНС­ЛЯ 1940, № 43. В этой бли­ста­тель­ной ста­тье, ак­ту­аль­ной и по сей день, со­дер­жит­ся и при­зыв, обу­слов­лен­ный неспо­соб­но­стью тра­ди­ци­он­но­го дву­языч­но­го сло­ва­ря схват­тить идею чу­жо­го сло­ва, «как мож­но ско­рее бро­сать пе­ре­вод­ные сло­ва­ри и пе­ре­хо­дить на тол­ко­вый сло­варь дан­но­го ино­стран­но­го язы­ка. Та­ким об­ра­зом, пе­ре­вод­ный сло­варь ока­зы­ва­ет­ся по­лез­ным раз­ве толь­ко для на­чи­на­ю­щих изу­чать ино­стран­ный язык.»